Разорванное детство

Краснотурьинские узники концлагерей: о чем плачут настоящие мужчины?

…Когда тебе шесть лет, мир кажется большим и нестрашным. И все в нем разноцветное – прыгучий мяч, укатившийся в изумрудно-зеленую траву; небо пронзительного голубого цвета; мамины руки, вобравшие в себя, кажется, весь свет мира и тягучий мед ласковых прикосновений. Детство всегда могло бы быть таким. Если бы не войны, не концентрационные лагеря. Если бы не воспоминания – детские и намертво врезавшиеся в сердце…

Лев Лисинов, 72 года. Жизнерадостный и активный пенсионер, влюбленный в жизнь. И лишь когда речь заходит о его детстве, веселые искорки во взгляде Льва Ивановича гаснут. «Ох, нервы», – он словно пытается извиниться за свои непрошеные слезы. И чашка чая в его руках заметно подрагивает… Потому что когда Льву Лисинову было шесть лет, он вместе со своей семьей – мамой и старшими братьями и сестрами – ехал в переполненном людьми эшелоне. Навстречу аду концлагерей.

– От нашей большой деревни (Лев Иванович родился и вырос в деревне Пупково Брянской области – Прим. автора) осталось всего три-четыре дома – в них жили полицаи, люди, сотрудничавшие с фашистами, – рассказывает Лев Лисинов. – Остальные дома сожгли… Более 160-ти домов… На Брянщине с самого начала войны начали формироваться партизанские отряды, поэтому немцы и лютовали…

Лисиновых и еще несколько семей из сожженой деревни в августе 1943-го погнали в лагеря. Левушка был самым маленьким и – девятым ребенком в семье. Отца своего – коммуниста, отсидевшего год по доносу, а позже снова восстановленного в партии и убитого в лесах в ходе очередной проверки – Лев Иванович не помнит. Ему было всего четыре месяца от роду, когда осенью 1937-го Иван Лисинов погиб. Детей воспитывала мама Матрена Гавриловна. Вместе они – кроме самого старшего сына Матрены Лисиновой – и были угнаны в лагеря. Сперва, говорит Лев Иванович, их везли в Германию, но в последний момент направили в Латвию, к середине июля 1941 года оккупированную немцами. «На одном из проверочных пунктов полицай посоветовал матери избавиться от всех документов, – Лисинов закрывает увлажнившиеся глаза рукой, – иначе – расстреляют. Мои старшие сестры Аня и Шура и брат Михаил были связными у партизан… За такое – только смерть. Мама документы выбросила. Мы остались живы…»

Концентрационный лагерь, куда попали Лисиновы, располагался близ небольшого населенного пункта Алайня. Взрослые узники лагеря работали на фабрике «Кудра» – занимались добычей торфа, а у детей, которых, по словам Льва Ивановича, насчитывалось не меньше сотни, продолжалось детство. Изуродованное войной.

– Однажды мы с ребятами играли в мяч… По территории лагеря бегали ведь свободно, разрешали… Мяч закатился за ограждение к собакам. Мальчик, мой ровесник, кажется, протянул руку… За мячом… И собака вцепилась в эту протянутую ручонку, втащила пацаненка в вольер… Разорвала… – во взгляде Льва Лисинова по-прежнему живет тот давний, детский ужас. Он не вылечился временем.

В концлагере Лисиновы провели почти полтора года. Узников освобождали в декабре 1944-го, когда советские войска вычистили города и деревни Латвии от фашистских оккупантов. Но лагерь не отпускал их – эшелон, куда погрузили изможденных, чудом выживших людей, в ночь перед отправкой на Родину кто-то поджег. Пожар был страшный. В этом огне погибли средние дети семьи Лисиновых – Евгений и Раечка. В этом огне навсегда сгорело сердце Матрены Гавриловны, которая три месяца после трагической гибели своих двоих кровиночек  жила лишь мыслью… о смерти. И тогда семилетнему Левушке, которому бы по-хорошему в первый класс топать, а не балансировать на опасной грани, тоже было страшно… Он сам едва не погиб в пылающем эшелоне, полз сквозь гарь и отчаянные крики – словно Бог вел.

– Я полз и полз… Я не знал – куда, – Лев Иванович беззвучно плачет. – И вдруг я увидел небо, а на нем звезду – она была такая яркая… И она спасла: в тот момент, когда я поднял глаза к небу, стало легче дышать и я буквально вывалился из вагона. На землю, где не было огня…

Лев Лисинов – инвалид с детства (в пожаре сильно обгорели руки, ноги и лицо – по этой причине его позже не взяли в армию) и малолетний узник. После освобождения из концлагеря, говорит он, вся дальнейшая жизнь – чудо. Даже когда выжившие Лисиновы вернулись в сожженую деревню Пупково и вместе, с помощью подручных средств копали землянку, в которой жили еще много месяцев, пока с фронта не вернулся старший брат. Даже когда его, Льва Ивановича, получившего первый разряд по боксу, забраковали на крупных соревнованиях в Алма-Ате – на медицинской комиссии врачи заметили его руки (кожа на них, искалеченных в пожаре, лопалась от ударов). Даже когда валился с ног от усталости – наравне со всей страной поднимал целину в Казахстане. Все было, говорит Лев Иванович. И все было в радость.

Но память детства все равно настигла – уже в Краснотурьинске, куда Лисинов перебрался вслед за супругой. Приехал погостить, влюбился в горы и остался навсегда. И последние пять лет – вплоть до 2009 года – Лев Иванович возглавлял городское общество малолетних узников. «Сейчас нас совсем мало осталось – всего 26 человек, – говорит он. – Еще несколько лет назад было более сорока. А почему ушел?.. Устаешь христарадничать у сильных мира сего – у тех, ради кого мы так старались выжить… Последняя капля – звонок из Екатеринбурга: Лев Иванович, надо собрать с узников деньги на медали, по 126 рублей… Бог ты мой! Чтобы люди, прошедшие ад лагерей, покупали себе медали?..»

…Лев Иванович часто смотрит на ночное небо. Ищет взглядом ту звезду, что вывела его из пылающего вагона, подарила жажду жизни. Но здесь латвийские звезды почти не видны. Небо над Россией совсем другое…