Ели зелень, шкуры животных и даже пили оленью кровь

Галя Черемных – 3 года 7 месяцев
Галина Николаевна Церфус, 77 лет

Галина Николаевна и Валентина Николаевна спустя время узнали, как погиб их отец. Он был в плену в концлагере Нюрнберга. Там его сожгли вместе с остальными солдатами. Фото: Вадим Аминов, «ВК».

Жили мы в селе Всеволодо-Благодатское Ивдельского района, сейчас село относится к Североуральску. Я хорошо помню, как отец уходил на войну. Ушел он в августе. У него на руке было шесть пальцев. Сначала ему сделали операцию по удалению лишнего, а потом забрали на фронт. Когда его провожали, все собрались и плакали. Мы, дети, хоть и не понимали ничего, но тоже плакали. Помню, что папа говорил: «Я скоро приду».

Воевал он в Керчи, где и был ранен. Писал письма сначала, а потом письма перестали приходить. Долгое время от него не было никаких вестей. Через несколько месяцев пришло извещение, что он пропал без вести. Это был 1942 год. Мы старались не отчаиваться и ждали его.

Нам жилось очень тяжело. В семье нас было семь человек: пять детей – две сестры, два брата и дядя – наш ровесник и двое взрослых – мама и бабушка. Старший брат был инвалидом детства, не мог ходить. Когда только началась война, нам какие-то выплаты давали, поэтому первый год жили более или менее, потом стало совсем трудно. Питались, в основном, картофелем, но его хватало ненадолго.

Лето было очень жаркое, все, что росло на земле – под палящим солнцем выгорало. Картошка вырастала мелкая. Толку с нее не было, но мы все равно ее варили и ели. До весны этого нам не хватало, поэтому мы ходили по чужим огородам, перекапывали их и искали там гнилую и мерзлую картошку. Зимой мама собирала все очистки, хранила их в мешочках.

Когда заканчивалась картошка, мы ели эти очистки. А когда заканчивались и они, ели траву, конский щавель, крапиву, пестики от сосны, кедровые шишки. Их собирали в лесу. Мама потом их жарила и варила. Я не хотела это есть, а мама плакала и на меня сильно обижалась. Лебеду мы старались в пищу не употреблять. В селе многие люди опухали от нее и умирали. У нас было время, что даже соли не было. Все, что можно было, меняли на соль и продукты. Соль хорошо помогала, когда еды совсем никакой не было, мама воду солила, мы ее пили, и это почему-то голод утоляло.

В селе у нас находилась лошадь – старая кляча – весь народ ждал, когда она подохнет, чтобы ее съесть. Но она выжила и жила еще в послевоенное время. Наш отец был охотник, и поэтому в нашем доме были шкуры животных вместо ковров. Дошло до того, что мы их резали, в печке опаливали и ели. А еще мама их варила.

Как-то в село к нам приехали манси. Они охотились на оленей, закалывали их, а мы рядом с кружками стояли, они нам туда наливали кровь, и мы ее сразу на месте выпивали. Мы не спрашивали для чего, пили, чтобы хоть что-то питательного поесть. Потом у нас в селе открыли свинарник, и туда устроилась работать тетка наша. Иногда она оттуда приносила нам жмых.

Сначала одежда была. Когда мы стали старше и пошли в школу, носить стало нечего. Мама на носки нашивала тряпки толстым слоем, чтобы их носили вместо обуви, даже зимой – валенок не было, как и варежек. Весной ходили босиком. А руки от обморожения спасал медвежий жир. Мама нам руки мазала, и мы не мерзли.

…О победе мы узнали от односельчан. Ранним утром они бежали, кричали, стучали в окна и говорили, что победа за нами. Мы все прыгали, радовались, что война закончилась, а мама плакала. Через пару дней нам выдали по две большущие булки хлеба – размером они были в два раза больше, чем сейчас в магазинах продают. Мы их нарезали и от души наелись. Вкус этого хлеба я помню до сих пор.

Валя Черемных – 4 месяца
Валентина Николаевна Захарова, 74 года

Я не так много помню из военного времени, я ведь была самой младшей в семье. Помню, что мы сильно голодали, поэтому мама меня до шести лет кормила грудью, при том сама падала в обморок – ведь ей-то есть было нечего. А я все за ней бегала, просила грудь пососать.

Когда начала питаться травой, сильно заболела, вся опухла и чуть не умерла. Не знаю, отчего это случилось, наверное, от еды, возможно, лебеды все-таки поела…

Сами мы носили воду, работали по дому. А братья наши, в основном, играли в войну, не так помогали маме, как мы с сестрой. Золой мы стирали одежду и сами мылись от вшей.
Меня до четвертого класса коротко стригли, как пацана. Мама не спрашивала, хотим мы этого или нет, она зажимала нас между ног и обстригала, как попало. Хочешь или не хочешь, приходилось так ходить…

Во время войны в село переехал ленинградский детдом. И когда в селе стали умирать дети – тогда у нас много погибло от голода – было решено еще живых определять в детдом. Мама нас прятала то на сеновале, то на печке. Только старшего брата-инвалида не прятала. Его хотели забрать, но мама не позволила, любила его и до конца жизни с ним прожила. В селе были семьи, которые отдавали детей. Одного мальчика отдали, он свою мать потом так и не смог простить. А отдавать детей родителям приходилось – сами не могли прокормиться и дети голодали…

УРОКИ ВОЙНЫ by Вечерний Краснотурьинск on Exposure