Глава II. О святом Валентине и странностях любви

В последний раз, я собственноручно мастерил праздничные валентинки, будучи еще школьником. Тогда это казалось занятным развлечением. Сейчас – одним из разновидностей идиотизма.

День святого Валентина в школе отмечали шумно и весело. В нашем образовательном учреждении 14 февраля начинала работать собственная «love-почта». Всякий, пусть даже малограмотный желающий, мог прислать анонимно открытку или валентинку тому, к кому тайком питал искренние чувства. Love-почтальон, он же дежурный по коридору, оперативно доставлял послания до адресата, на зависть «Почте России». Я, к примеру, отправлял валентинки сам себе и каждый раз театрально удивлялся, когда мне их доставляли.

Однажды мне принесли письмо не от меня, а анонимное послание. Я был встревожен. Дрожащими руками вскрыл самодельный конверт, а там записка: почерк — женский, чернила — ароматные. Сердце учащенно забилось. Текст был нескладным, зато очень романтичным. В частности, в письме употреблялись такие редкие для пацанского уха слова, как «добрый», «красивый» и «давай встречаться». Еще что-то говорилось про хорошее чувство юмора, но уже тогда я воспринимал это не как комплимент, а как оскорбление. Нахваливают чувство юмора – добро пожаловать во френдзону. В конце записки был указан домашний номер телефона и подпись «Ирочка К.». Буря незнакомых эмоций охватила меня в тот момент: кто такая? почему я? что делать? а вдруг это ошибка или чей-нибудь неоригинальный розыгрыш?

Записку я аккуратно сложил и убрал во внутренний карман своего ширпотребовского китайского пуховика. До самого вечера я перечитывал послание и мучился от неизвестности. Но позвонить — так и не решился. В подобных делах у меня и сейчас трясутся коленки, а у троечника Тетеревкова — и подавно. На помощь, как это часто бывает в делах амурных, пришли друзья. Они позвали меня на стройку. Мы там часто тусовались: играли в ляпы, в прятки, жгли мусор. Скучно никогда не было.

Тот вечер выдался морозным, а потому мы решили развести огромный пионерский костер. Накидали кучу пластиковых бутылок, стаканчиков и прочий мусор. Кто-то заприметил на помойке старое кресло. Мы долго кряхтели и пыжились, затаскивая его на третий этаж. По задумке режиссера, оно должно было вспыхнуть — а после полететь с третьего этажа в глубокий белый сугроб. Все было готово, не хватало только искры. От спичек капризное кресло загораться не желало. Мы перешерстили все этажи, заглянули в каждый угол строительного объекта, но бумаги для розжига так и не нашли.

Энтузиазм молодых людей практически погас, когда я неожиданно вспомнил про письмо, которое было при мне. Я уже чуть было не достал его напоказ, но что-то меня остановило. Мне предстоял сложный выбор: довести дело с письмом до конца или хорошенько отдохнуть здесь и сейчас.

Краснотурьинская набережная. На фото не видно лиц у парочки. Каждый может представить себя на их месте. Фото: Николай Галкин

Звезды на черном уральском небе светились ярко, будто бы их только-только вымыли хозяйственным мылом и насухо вытерли вафельным полотенцем. Горящее кресло, летящее вниз, смотрелось на их фоне красочно и напоминало терпящий крушение космический корабль с отважным Чубаккой на борту.

А кто такая Ирочка К. я так и не узнал. Надеюсь, она была симпатичной и встретила более ответственного парня, чем я. А ее сердце не раз пылало от любви так же горячо и ярко, как вышеупомянутое кресло.