Красное и белое

Почитатели СССР гордятся тем, что Советская Россия, а за ней и СССР были первыми в мире социалистическими государствами. Они правы лишь отчасти.

Валерий Дементьев

Первым в мире социалистическим государством была Германия конца 19-го века. Именно там в 1880-х годах впервые в мире были приняты законы социальной направленности, призванные защитить «человека труда» от якобы хищнической эксплуатации его капиталистами.

В чем сторонники восстановления СССР и социализма правы, так это в том, что СР и СССР были первыми государствами русской разновидности социализма. Русский социализм отличался от немецкого еще большей степенью бюрократизации жизни и экономики. В Германии многие предприятия хоть и получали указания «сверху» о том, что производить и за что и кому продавать, но при этом все-таки принадлежали частным лицам. В Советской России и Советском Союзе все предприятия, за редким исключением (колхозы, кооперативы), принадлежали государству и имели руководителей, назначенных свыше, по сути обыкновенных чиновников, отвечающих за выполнение плана.

Поскольку каждая социалистическая секта считает свое учение единственно верным, то, конечно, русские социалисты не считали немецких социалистов социалистами, а немецкие социалисты (и все прочие европейские, появившиеся позже) — русских. Каждая из сторон находила аргументы, чтобы представить противника как худшее порождение и конечную точку развития западного либерализма.

На самом деле все они не были порождением либерализма, но полным или почти полным отрицанием его идеологии и достижений. Отличие было лишь в степени отхода от. Если социалисты Европы (назовем их фашистами, что будет верно) полагали, что надо сохранять хотя бы некоторую видимость цивилизованности, то русские (и пришедшие за ними китайские и прочие азиатские и африканские) полагали, что их не должно сдерживать ничто. Если первые считали, что тюремных сроков и немногочисленных казней достаточно (нацисты зашли, конечно, дальше, но учились они у большевиков), то последние предпочитали просто уничтожать своих политических противников физически, без суда и следствия.

Вот эта не полная потеря европейскими социалистами некоторых свойств, доставшихся им от либерального 19-го века, помогла Европе избежать большевистского ада. Известно, что в конце 10-х и в 20-х и 30-х годах во многих странах Европы проходили примерно те же самые события, о которых мы знаем из истории России. То есть наблюдалась разной степени интенсивности борьба между условными «белыми» (фашистами) и условными «красными» (сторонниками русского большевизма). Ни в одной европейской стране за пределами России «красные» до Второй мировой войны не победили. И это спасло Европу от экономического и социального краха.

Дело в том, что каким бы убогим ни был европейский социализм тех лет, тем не менее он не полностью подавлял предпринимательскую инициативу: владельцы предприятий сохраняли номинальные права на собственность и, можно предположить, питали — и не без основания — надежды на улучшения ситуации в будущем, то есть на возвращение правого порядка, когда права на собственность станут реальными. Они — в отличие от бюрократов в СССР — были серьезно заинтересованы в сохранении своих производств и квалифицированных кадров рабочих. Только это давало основу для выпуска продукции, конкурентоспособной на международных рынках. А без экспорта европейские страны жить не могли: они были бы не в состоянии закупать необходимое им сырье и продовольствие в других странах мира. Социализм большевистского типа был бы для Европы равнозначным смерти.

Теперь давайте предположим, что и в Гражданской войне в России победили не «красные», а «белые».

«Белые», конечно, также не были белыми и пушистыми, но можно вполне уверенно предположить, что более здравая, чем при коммунистах, экономическая политика началась бы сразу после окончания войны и продолжалась бы десятилетиями, а не как вынужденный НЭП, просуществовавший не более нескольких лет. Удалось бы избежать голода 20-х и 30-х годов, массовых партийных чисток и прочего большевистского беззакония, квалифицированные кадры предпринимателей, ученых, инженеров и прочей интеллегенции не покинули бы пределов России. Даже если бы не удалось избежать Второй мировой войны, то можно вполне надежно предположить, что потери в ней были бы в крайнем случае сопостовимы с потерями противника, а не превышали бы их в два раза (СССР — 28 млн. чел., Германия — 14 млн. чел.). Все это к концу 40-х могло бы обернуться дополнительными 25-30 млн. оставшихся в живых русскоговорящих людей. Учитывая то, что после окончания войны мир в целом вернулся к более либеральной экономической политике, можно было бы ожидать экономического чуда не только в Германии и Японии, но и в России также. В итоге уровень жизни россиянина мог бы быть сопоставимым с таковым в Европе и Северной Америке, численность людей, говорящих на русском языке могла бы быть не 3,3%, как сейчас, а 5% или более (в начале 20-го века — 10%), Россия могла бы быть магнитом, притягивающим друзей со всего мира.

В реальности мы потеряли 100 лет. Хотелось бы не потерять еще столько же.