«Поросячья» каша,

или Кому стало лучше от реорганизации краснотурьинского онкодиспансера

Чувство юмора – отличная штука. Иногда помогает не сойти с ума и не впасть в черную депрессию. Что жизненно важно для людей с онкологическими диагнозами.

Над ними, борющимися за жизнь, медицинские функционеры ставят несмешные эксперименты, на протяжении почти десяти месяцев (онкодиспансер был расформирован и переведен – в качестве отделения – под «крыло» главврача горбольницы № 1 Юрия Гончарова в октябре прошлого года) пытаясь убедить людей, что черное – это, если посмотреть под определенным ракурсом, очень даже белое. Считается, что расформирование межмуниципального онкологического диспансера, который обслуживал почти 500 тысяч жителей десяти городов северного Урала, случилось к лучшему – для людей, естественно. Но жизнь показывает, что именно людей чиновники и не услышали. И, видимо, не хотят слышать по сей день.

…«Парадное» крыльцо онкологического отделения раскрошилось за эти месяцы еще больше, хотя возле регистратуры 2 июля непривычно мало («мало», по меркам онкологической службы, – это человек 20-25) народу. Лето. Даже здесь – «мертвый» сезон, поэтому скамеек хватает почти всем, стоя ожидают приема посетителей десять. По понедельникам и средам в онкологии – приемные дни. Разговорчивых в этой очереди немного, в основном, приезжие, которым и хлопот больше – пока еще доберешься до Краснотурьинска, и неудобств.

– В Ивделе у нас нет онколога, даже медсестры нет, – говорит миловидная женщина. – Все едут к вам, а что делать? Везде очереди: на УЗИ, на другие обследования, справку в поликлинике получить (раньше хотя бы бумажной волокиты не было, необходимые документы оформлялись тут же, в диспансере – Прим. авт.) – тоже в очереди сиди… Времени много уходит, порой и впустую…

Случается, иногородние пациенты не успевают вовремя приехать на обследование, всякое в дороге бывает. Но чьи это проблемы в итоге? Могут и не принять. Люди стараются не обижаться. «Знаете, ведь и в очереди порой краснотурьинцы возмущаются – мол, мы первые должны, – говорят женщины из Североуральска и Ивделя. – Мы понимаем, мы ждем – больница-то ваша ведь…». Иногородних пациентов в «улучшенном» отделении не ставят на учет – нет теперь такой статистики. Лишь навскидку сотрудники онкологии говорят, что «не наших» немногим меньше, чем краснотурьинцев: если сейчас на учете состоят около 1440 горожан, то иногородних, пожалуй, около тысячи – и консультируются, и наблюдаются у нас. Разве что в отчетах не значатся.

…В палатах онкоотделения душно – окна нараспашку. Иначе, при такой густозаселенности (по-прежнему 8-9 коек в комнатушке, которая по логике рассчитана на четверых) и в такую жару, нечем дышать. Но пациенты не теряют бодрости духа, шутят и даже мечтают. Чтобы, например, после химиотерапии давали молоко и творог. Очень, говорят, полезно, помогает восстанавливаться.

– Какое молоко? – тут же возвращается в реальность бойкая на язык женщина. – Если нас порой «поросячьей» кашей кормят…

Ее соседки по палате понимающе улыбаются. Такой вот местный юмор и колорит. «Поросячьей» называют плохо проваренную перловку, а дают ее онкобольным, которым вообще-то полагается усиленное питание – и раньше в диспансере кормили не в пример лучше. А коли уж диспансер стал отделением больницы – милости просим, за общий стол.

Вообще, пожелания к власти у пациентов за постреорганизационный период изменений не претерпели: необходимо новое здание, новое и свое, диспансеровское, оборудование, улучшение условий и для больных, и для врачей. Персонал онкологии больным, кажется, жальче, чем самих себя: «Бедные девочки носятся ведь от пациента к пациенту, переживают за нас… Плачут иногда… А зарплата у санитарочек – тысячи четыре… Коллектив прекрасный, ценить их надо…».

Министр здравоохранения Свердловской области Аркадий Белявский прошлым летом говорил много и красиво – это, видимо, входит в его министерские обязанности. Так что в этом смысле министр он, конечно, талантливый. Жаль, что вряд ли согласится провести ночь-другую в палате на восемь коек, лежа на жестком деревянном щите, прикрытом «сопливеньким» матрацем. Нет у министров таких полномочий. Увы. А то, глядишь, сдвинулось бы дело с «мертвой» точки, пришло бы понимание разницы между «хорошо» и «считается, что хорошо». И, может быть, господин Белявский – с его-то авторитетом – убедил бы государство, что негоже пользовать в больницах одноразовое белье, как того, по словам главврача Гончарова, требует какой-то секретный закон (тема была поднята на депутатских слушаниях 31 мая, но Юрий Николаевич проигнорировал неоднократные просьбы назвать номер этого закона – очень хотелось бы изучить – Прим. авт.). Пациенты тоже жалуются на это – неудобно, синтетика липнет к телу, постоянно сползает, хотя… Чего ждать-то от медицины, если, утверждают онкобольные, в отделении порой нет бинтов, штативов для капельниц не хватает, а к больничной еде иногда за сутки целыми палатами не притрагиваются – так и отправляются в мусорное ведро яства целыми противнями…

– Хорошо, что не зима сейчас, – говорят женщины, – а то тут с освещением беда. Капельницы, честное слово, иногда девочки с фонариком ставят – чтобы в вену попасть с первого раза…

Да, хорошо, что не зима. Двухэтажное здание онкоотделения со всех сторон окружено буйно зеленеющими деревьями – не мельтешит. Можно не замечать дальше.

P.S. Имен в онкологии никто уже не называет – ни в очереди, ни в палатах. И потому, что бывают резки в оценках, и потому, что год назад называли себя, но толку-то? Ведь от того, что чиновники будут знать, как зовут конкретную пациентку или лежащего в коридоре на кушетке мужчину, они вряд ли начнут относиться к ним по-людски.