«Считалось праздником, если мы находили себе что-нибудь поесть»

Коля Гуреев – 12 лет
Сейчас – Николай Егорович Гуреев, пенсионер, 85 лет

В военные годы Николаю Егоровичу было не до праздников. На следующий день после того, как началась Великая Отечественная война, Гурееву исполнилось 12 лет. Фото: Вадим Аминов, «ВК».

В военное время нам было не до Нового года. Какие там чудеса и праздники? Какой Дед Мороз? Мы жили на оккупированной территории, и праздником для нас было, если найдем что-нибудь съестное.

Мы жили в деревне Сараевка Солневского района Курской области. Когда война началась, в тот же день к нам прискакал на лошади гонец и объявил моему папе, чтобы он готовился идти на фронт. Отправлять отца на войну очень тяжело было. Ночью пришли две его сестры, мать. Рубили гусей, пекли хлеб в дорогу с собой. В четыре часа ночи подъехала подвода, запряженная лошадьми, и мы все на нее погрузили. Так папа и уехал. Потом через какое-то время пришла небольшая весточка о том, что он находится в горелом лесу под Смоленском. Больше писем и каких-то сообщений о нем не было. И старший брат погиб в Германии 8 мая 1945 года…

Мы жили на оккупированной территории. Есть и носить было нечего. Ходили в поле, собирали там колоски. Чтобы не поймали и потом не посадили, мы надевали широкие штаны из холста, снизу их завязывали, также делали с рубахой и внутрь прятали найденное. Тело после этого чесалось. Собранные колоски толкли и пекли оладьи. Собирали, копали мороженую картошку и свеклу. Не секрет, приходилось и побираться. Соли в те годы не было, вместо нее мы использовали удобрения с полей. Но в пищу в чистом виде их не клали, иначе можно было отравиться. Удобрения добавляли в воду, ее кипятили, потом соленой водой поливали пищу, а осадок на огород выливали. Хорошо семью выручала корова, она давала молоко, на ней пахали огород. Периодически ее приходилось в роще прятать. В самой-то деревне немцев не было, они находились на станции, неподалеку от нас. Но когда проезжали мимо, то забирали все, что имелось у людей: свиней, гусей, коров, кур.

Немцы гоняли нас на торфяные болота резать торф и складывать его сушиться в специальные клетки. Пробовали от этой работы отказываться, но за это нас избивали. Не смотрели на то, дети мы или нет. После одних таких побоев у меня до сих пор шрам на голове. Сидели мы как-то на краю ямы, глубиной метров шесть, а на дне – ледяная родниковая вода. Кто постарше и в сапогах был, в яме находились, резали торфяные кирпичи, а мы их складывали. Немец подошел ко мне, посмотрел, что-то забормотал и автоматом меня ударил так, что я в яму упал. Думал, утону, но меня вытащили. Было как-то, конечно, когда немцы проявляли к нам сострадание. Пришли двое солдат в наш дом. Один из них был совсем молодым, он зашел, сел за стол, смотрел-смотрел на наш быт и вдруг заплакал. Потом отошел и принес нам две коробочки сахарина – сахарозаменитель в таблетках. А тому, кто был постарше, сказал, чтобы тот ничего у нас не брал.

В феврале 1944 года мать померла. Она все эти годы болела сильно – что-то с легкими было. Остались мы со старшим больным братом. Конечно, надеялись, что отец вернется с войны и старший брат. Но надежды на брата не осталось, когда пришел с войны его друг и принес 12 его наград и личные вещи. А про отца думали, что, может, он где-то в плену находится, но он не вернулся. Был у нас дед. В военные годы он в поле работал, сено косил. И вот как-то случайно оборвал немецкий кабель связи. Те подумали, что он партизан, и застрелили его из пулемета.

Среди моих родственников был один партизан – мамин брат. Он учителем когда-то работал в соседней деревне, с войны вернулся без ноги. Был у нас еще один дядя, который во Владивостоке служил начальником связи. И вот он как-то заехал в нашу деревню, думал, что отец и дедушка живы. Посмотрел, что живем мы плохо. И троих младших детей в детдом определил. До этого меня также пытались в детдом сдать. Привезли на станцию вместе с другими детьми, в сарае закрыли, от них я узнал, что там плохо обращаются, даже бьют. Пошел якобы в туалет, а там как раз товарный поезд шел. Я сел в него и уехал назад в деревню. Там и жил. Но потом в деревню приехали люди из Краснотурьинска, чтобы жителей на фабрично-заводское обучение набирать. Ну, я и отправился вместе с остальными. Уже в декабре 1945 был в городе. Правда, и отсюда сбежать хотел, когда увидел работу в электролизном. Но передумал, поняв, что в другом месте будет не лучше.