«В школе нас обзывали щукиной безотцовщиной»

Люда Щукина – 2 года 7 месяцев
Сейчас – Людмила Михайловна Никитина, 76 лет

Людмила Михайловна вспоминает, что в военные годы все были дружны. Когда отцы начали возвращаться с фронта, отношение изменилось. Фото: Вадим Аминов, «ВК».

Отец работал счетоводом, потом бухгалтером, а в августе 1942 года его забрали на фронт. Тогда мы жили в Пермской области за Красноуфимском – на станции Чад в 40 км от города. Сейчас это место называется поселком Октябрьским. Я не помню, как мы папу отправляли воевать, даже не помню, как он выглядел. Знаю его только по фото.

Детей в семье было трое – два брата, 1934 и 1936 года рождения, и я, самая младшая. От бабушки и дедушки у нас остался скот – корова, овцы. Корова нам не только молоко давала, мама в санях на ней возила и сено, и воду, и дрова. Мы собирали гнилую картошку, мама мыла ее и готовила нам лепешки. Ели крапиву, лебеду, молодой липовый лист. Все это сушили, а осенью мама эту траву несла на мельницу, чтобы муку сделали, из которой готовили лепешки.

Помню, как в морозы мать тулупы, шубы на жерди надевала и окна закрывала, чтобы не дуло. Это помогало. Не мерзли, хоть и спали не в самых комфортных условиях. Тогда матрасов не было, вместо них использовали войлок, который стелили на пол и на него ложились, а укрывались шубными одеялами из овчины.

Мама из муки еще делала похлебку, кидала туда мытый нечищеный картофель. А я маленькая капризной была. Помню, сижу как-то на печке, а мама мне эту похлебку дала, я выловила картошку, почистила и съела. Мама увидела это и меня клюкой… Не дело еде пропадать.

С одеждой и обувью особых проблем не возникало. Мама ездила к папиной сестре в другую деревню, где ее муж валял валенки. От него мама тоже этому научилась. Весной и осенью носили лапти, которые покупали у местных стариков. От бабушки и дедушки у нас остался сундук, который был набит различными холщовыми скатертями, тканью на портянки. Из этого мама шила нам одежду. К тому же тогда можно было получить ситец в обмен на яйца. Так мама и выкручивалась – то яйца сдаст, то масло.

Правда, тогда и налоги были тяжелыми. Раз у нас корова была, надо было отдавать государству мясо. Сдавали целого живого теленка и 350 литров молока в год. Каждый день мама его в пункт приема приносила, там еще и жирность проверяли. А по осени обязательной сдаче подлежал центнер картошки. Конечно, нам на пропитание доставались остатки. Если зимой еще мы могли есть нормальную картошку, то к весне ее уже не оставалось. На посадку использовали картофельные глазки.

Когда я училась в первом классе, выдалась снежная зима. Снега наметало до крыш. Мама проделывала в сплошном сугробе дыру, и через нее мы проползали к дороге. Кстати, дороги у нас чистились – мимо нашего дома ходил леспромхозовский трактор… Школа от дома находилась далековато. Ее топили печами, окна были забиты фанерами, потому как стекла бились, а новых не было. Вместо ручек использовали перья, вместо чернил – разведенную сажу. В те годы в школу ходили, даже когда на улице было 50 градусов мороза. На уроках прямо в верхней одежде и рукавицах сидели.

…Вместе с отцом на фронт уходил наш сосед Василий Сюткин. Когда война закончилась, он в числе немногих вернулся, пришел к нам в гости, угостил салом с хлебом и рассказал, что знает о папе. Говорил, что отец был командиром. Их отряд пошел в наступление, но после боя папа не вернулся. Не нашли его.

Отсутствие папы сказалось на жизни и взаимоотношениях с другими людьми. В школе нас начали обзывать щукиной безотцовщиной, даже по именам не называли. Эти слова мы слышали как от детей, так и от их родителей. Те дети, у которых папы вернулись с фронта домой, считались хорошими, а мы были неугодными. Где-то кто-то что-то натворит – все на нас сваливали. А маме было обидно, она не разбиралась и наказывала нас.

…В 1948 году мама старшего брата увезла в Свердловск учиться на токаря в ремесленное училище. Через какое-то время туда уехал и другой брат учиться. Когда настало мое время, к нам приехали вербовать молодежь на учебу малярами, штукатурами, мама меня не отпустила. Сказала, что сама выучилась в училище ремесленном, знает, что это за работа, и не желает мне такого будущего. Так я и не выучилась ни на кого. После школы пошла работать на пилораму. У всех подружек отцы были, и они могли себе всякие украшения, платья, туфли, крема позволять. А мне, раз отца не было, приходилось все деньги в семью нести. Я из-за этого ревела постоянно, но все равно маме помогала. Так и жили.

Людмила Михайловна Никитина помнит, что от папы приходило очень много писем. Когда корреспонденцию перестали доставлять, ее мама пыталась узнать, что случилось с отцом, но ей сказали, что о нем ничего неизвестно и папа числится без вести пропавшим.