Краснотурьинская пенсионерка вспоминает детство: голод, нищету и лохмотья

Вера Жигалина – 2 года
Сейчас – Вера Виссарионовна Жигалина, 76 лет

Из военного времени Вера Виссарионовна выделяет один положительный момент – тогда все люди были дружными, помогали друг другу, совместно отмечали праздники, ходили в гости. Сейчас таких взаимоотношений женщина не видит. Фото: Вадим Аминов, «ВК»

Жили мы в селе Алешкино Сенгилеевского района Ульяновской области. Помню, когда отец уходил на войну, я сидела у него на коленях, и он прощался со мной.

В семье нас росло пять детей. Самыми младшими на тот момент были я и моя двухмесячная сестренка. Мама рассказывала, что плакала и Бога молила о том, чтобы мы умерли – ведь всю семью было очень сложно прокормить, а с нами еще бабушка жила. О папе было мало, что известно. В августе его забрали, а в феврале 1942 года он уже без вести пропал. Мама ревела…

Когда началась война, жить нам стало непросто. Мама ходила ночью работать охранником. Меня с собой брала, потому что ночи были темные, да и страшно. От меня, конечно, толку не было, но зато хоть какой-то человечек рядом – уже от этого спокойнее. Но это была не единственная работа. На женщинах колхозные поля пахали, как на коровах. Я тоже в этом принимала участие. Только потом появились быки, мы начали на них поля пахать. А быки упрямые, бывало, встанут и ни в какую идти не хотят. Ругались, матерились на них, всячески подгоняли. Проще стало, когда появились лошади.

В военное время нас сильно выручала корова. На ней же можно было и перевозить что-то, и молоко она давала. Когда она ослепла, мама очень сильно плакала. Кушали мы, что придется: травы собирали, из листьев лепешки пекли. Зерно собирали по карманам, старались не попасться охранникам.

Дома у нас были самодельные жернова. На них мы зерно крутили, потом варили заваруху. Разводили костер и в чугунке на воде ее готовили. В основном же мы питались картофелем. Варили по восемь штук и делили между собой. И на ночь оставляли две штучки. Это для тех, кто среди ночи проснется, есть захочет и заплачет. Мама следила за тем, чтобы всем по чуть-чуть, но еды хватало. Например, когда перепадал нам кусочек мяса, мама его варила, а потом из бульона доставала и разрезала на всех. Пусть это маленькие кусочки, но кушали их все. Готовилась еда сразу на всю семью, супы ели из одной чашки. Бабушка наша плохо видела, сидела где-нибудь в углу стола, таскала в рот пустую ложку, мама это как-то заметила и попробовала ей выделить отдельную чашку. Бабушка на это обиделась заплакала, сказала: «Вы что меня отделяете? Я так не хочу»…

Дом был у нас двухкомнатный. Комнатки маленькие – по 12 квадратных метров. В каждой стояли кровати. Бабушка спала на печке. Мы к ней все время просились рядышком, погреться. Она добрая была – пускала. В военное время к нам в дом подселили еще бабушку-немку Эрну Георгиевну, которая родом из Риги, но жила и преподавала в Самаре. Когда она у нас появилась, мы еще и для нее койку поставили. Это была маленькая старушка с белыми волосами. Мы когда болели, мама к нам не подходила, надеялась, что мы умрем, да и некогда ей было. Нас выхаживала эта бабушка-немка. Жить ей тоже было не на что, и она ходила по домам, помогала ученикам. За это ей что-нибудь давали. Кто пол-литра молока нальет, кто картошки даст. Так что и на этом жили. Еще Эрна Георгиевна все время собирала щепки, чтобы мы могли огонь развести. Дети в деревне знали об этом и сами щепки ей подносили. Она всем говорила «спасибо».

Еще через какое-то время к нам подселили безногого солдата Николая. Сначала на полу спал, потом и ему кровать поставили. Солдат этот тоже без дела не сидел. Занимался сапожничеством. Ему все время люди какую-нибудь обувки приносили. Денег ни у кого не было, поэтому и рассчитывались с ним также кто чем мог.

Особенно трудно было из-за непосильных налогов. Сдавали молоко, которое даже на жирность проверяли, масло, яйца, а если резали теленка или барана, еще и шкуру сдавали.

Еще помню, что все вязали носки для фронта, хотя нам самим надо было в чем-то ходить. Одежды не было – одни лохмотья. Когда я пошла в первый класс, мама нашла две юбки и сшила из них какую-то телогрейку. Это я и носила. Лишь спустя несколько лет начали картошку выменивать на вещи и ткань. Помню, как плакала, когда сестре старшей платье сшили из ситца, а мне нет. Тогда мама принесла наволочку льняную, у которой одна сторона была цветная, и из нее и оставшихся лоскутков ситца сделала мне платье. Я такая счастливая была…

Когда я окончила семь классов, захотелось учиться дальше. Но в те времена из колхоза не отпускали. Я пошла проситься к председателю, чтобы документы нужные подписал. А он меня отругал. Даже несмотря на то, что они ничего не подписал, я поблагодарила его и ушла. Так я и осталась в селе.

Когда мне исполнилось 15 лет и брат вернулся из армии, я устроилась работать грузчиком. Где какая тяжелая работа была – он всегда меня туда направлял, ведь больше никто не согласился бы. Помню, как работала вместе с другими мужчинами. Приходилось мешки с зерном по 50 кг в кузов машины закидывать. А рядом стоял председатель и время засекал – за сколько мы управимся. После такой работы возвращалась всегда уставшая, всю трясло, думала, что на следующий день никуда не пойду… Потом в колхозе потребовались доярки, и вся молодежь туда пошла. Мы коров доили, кормили, скотник убирали, силос возили. У меня одно ведро было и на то, чтобы коров подоить, и на то, чтобы вымя им помыть.

УРОКИ ВОЙНЫ by Вечерний Краснотурьинск on Exposure